Аида Маркосян - публикации

Выражение субъектно-объектных отношений в современном восточно-армянском языке

В настоящей статье мы проанализируем категорию персонифицированного-неперсонифицированного склонения в армянском языке, которую в одной из своих последних работ А.А. Леонтьев назвал “крайне трудной для понимания” (Леонтьев, 2004, с.15). Эта проблема в армянской грамматической традиции трактуется как употребление существительного, взятого как вещь и употребление существительного, взятого как лицо.

Категория лица / не-лица определяет тип склонения: существительные, обозначающие класс вещей в функции объекта оформляются именительным падежом, (как в русском языке при склонении существительных мужского и среднего родов: увидеть дом), а существительные, обозначающие класс лиц – (родительно)-дательным падежом (почти как в русском языке при склонении существительных мужского рода, обозначающих одушевленные предметы: увидеть друга). Так, например, в армянском языке употребление существительного “врач” в функции прямого объекта требует различных форм, когда речь идет о лице (скажем, о конкретном человеке) и когда – о, так сказать, неперсонифицированной профессиональной функции, и такое употребление слова “врач” будет относиться к классу вещей: конструкции типа “вызвать врача” (вообще, любого врача, чтобы он осуществил свои профессиональные функции) и типа “пригласить в гости врача” (не любого, а именно данного, знакомого врача, врача как человека, как частное лицо), по-русски не различающиеся, в армянском языке грамматически оформляются по-разному: “вызвать врача” требует форму винительного, совпадающую с формой именительного падежа (բժիշկ կանչել [бжишк канчел]), а “звать в гости врача” или “вызвать (определенного) врача” – форму винительного, совпадающую с формой родительно-дательного (բժշկին կանչել [бжшкин канчел]). Иными словами, армянская конструкция բժիշկ կանչել [бжишк канчел] выглядит – в буквальном переводе на русский язык – как “врач вызвать”.

Действие категории лица / не-лица отражается в том, что слова, семантически обозначающие одушевленные предметы, сами по себе, без необходимой для этого грамматикализации, не имеют специфических падежных форм, присущих персонифицированному склонению. И наоборот, при персонификации неодушевленных предметов, в функции прямого объекта они тоже проходят через такую процедуру грамматикализации и оформляются дательным падежом.

По свидетельству И.А. Смирновой, различия в функционировании имен, обозначающих лица и предметы, выражающиеся в противопоставленности двух форм винительного падежа (двух типов прямого дополнения) – оформленного и неоформленного – были подмечены и в персидском и ряде других иранских языков. Хотя это явление изначально связано с разделением имен на “класс личностей” и “класс вещей”, оно определяется в иранских языках грамматическими факторами, а не является делением лексико-семантического характера (Смирнова, 1996, сс.109,110).

В русском языке такое деление на классы может быть чисто лексическим. Ср. падежную форму объекта в примерах “видеть покойника” или “видеть мертвеца”, где объект оформляется как лицо и в примере “видеть труп”, где объект оформляется как не-лицо (неодушевленный предмет), несмотря на то, что у всех трех существительных почти идентичное значение.

И.А. Смирнова далее пишет: “В. И. Абаев устанавливает и формирует лингвистически исключительно тонкое отличие деления имен на класс личностей и класс вещей от деления имен по признаку одушевленности / неодушевленности. Он пишет: “Существенное отличие этого деления на одушевленные и неодушевленные заключается в том, что одушевленность считается постоянным признаком определенной группы живых существ (человека и животных), тогда как деление на личности и вещи является не столько классификацией объектов, взятых абстрактно и статично, сколько классификацией отношений субъектов – объектов в различных конкретных ситуациях. Именно поэтому один и тот же предмет может трактоваться в одном случае как личность, в другом как вещь” [Абаев 1940: 9].” (Смирнова, 1996, с. 110-111).

О существовании грамматически выраженном противопоставлении маркированного и немаркированного прямого объекта, развившемся в оппозицию определенного и неопределенного объекта см. Иванов 1979. Там же обзор работ, в которых рассматриваются категория одушевленности / неодушевленности объекта, серии активных и инактивных глагольных форм, трехчленная структура дейксиса в древнеармянском и славянских языках. Интересующихся лингвистическим аспектом поднятой нами проблемы мы отсылаем к сборнику “Категория определенности - неопределенности в славянских и балканских языках” (М.: Наука, 1979). Мы же сосредоточимся на лингводидактической стороне сложного для усвоения материала при овладении армянским языком как неродным.

Для дидактически ориентированного описания такой категории, которой нет в языке обучаемых, важно раскрыть по возможности ее значение и действие. Самая частотная синтаксическая функция, в которой обычно рассматривается эта категория - это прямой объект. Поэтому мы остановимся на проблеме оформления прямого объекта и попытаемся взглянуть на нее с точки зрения обучения армянскому языку как неродному.

Более детальный анализ этой категории требует рассмотрения имен, обозначающих одушевленные предметы и имен, обозначающих неодушевленные предметы, и в других синтаксических функциях. Например, в пассивных оборотах реальный агентив, обозначающий лицо, ставится в отложительном падеже или с послелогом կողմից [кохмиц] “со стороны”, а агентив, обозначающий не-лицо - в отложительном или творительном падежах. Так, Գրիգորն սպանվեց Հակոբից или Հակոբի կողմից [Григорн спанвец Акопиц или Акопи кохмиц] “Григорий был убит Акопом”. Ծառերը ծածկվում են տերևներով։ [Царерэ цацквум эн теревнеров] “Деревья покрываются листьями” Ծառերը տատանվում են քամուց։ [Царерэ татанвум эн к’амуц] “Деревья качаются от ветра”. (Джаукян, 1974, с.199). Мы ограничимся проблемой оформления прямого объекта и попытаемся выявить случаи деперсонификации лиц и персонификации вещей грамматическими средствами. Подчеркнем при этом, что аналогичные семантические тропы возможны и в других языках, но, например, в логике русской грамматики принято говорить только о метафоре или о соответствующем стилистическом приеме, а не о грамматической категории как таковой.

В монографии “Основы теории современного армянского языка” Г.Б. Джаукян представляет эту категорию следующим образом: прямой объект в армянском языке оформляется именительным падежом, если он выражен существительным, обозначающим не-лицо, и, иногда, недетерминированным существительным, обозначающим лицо. Детерминированные существительные, обозначающие лицо, но иногда и недетерминированные существительные, обозначающие лицо (и персонифицированные не-лица) в функции объекта ставятся в дательном падеже. В современной арменистике принято объединять под общим названием “винительного падежа” употребление прямого объекта в форме именительного падежа существительных, обозначающих не-лицо, а также недетерминированных (иногда и детерминированных) существительных, обозначающих лицо и употребление прямого объекта в форме дательного падежа существительных, обозначающих детерминированное лицо (Джаукян, 1974 с., 199-200).

Справедливости ради надо отметить, что речь идет не о неясном изложении вопроса, а о большой вариативности применения категории лица / не-лица в пословицах, поговорках и классиками армянской литературы. В западно-армянском языке, как в классической армянской литературе, возможно оформление детерминированного прямого объекта, обозначающего лицо (даже собственного имени), в именительном падеже, в восточно-армянском такое оформление уже считается устаревшим.

Авторы пособия для учителей армянского языка (тот же Г.Б. Джаукян в соавторстве с Ф.О. Хлгатяном) более формализованно подходят к проблеме, что лучше отвечает дидактическим требованиям, предъявляемым к школьным пособиям. Так, согласно общему правилу, одушевленный объект оформляется именительным падежом, если он не детерминирован, не акцентирован, не охарактеризован, и принимает форму дательного падежа, когда он детерминирован, акцентирован, охарактеризован. Названия животных в функции объекта принимают форму именительного или дательного падежа в зависимости от отношения говорящего, который может по своему желанию персонифицировать или деперсонифицировать животное. (Джаукян, Хлгатян, 1976, с. 105)

Для того, чтобы такое общее правило “работало” и на методику преподавания армянского языка как неродного, необходимо разобраться в том, какие характеристики существенны для функционирования категории лица / не-лица и сконструировать модель такого функционирования.

Мы проанализировали самые типичные примеры, при помощи которых обычно иллюстрируют действие категории лица / не-лица глазами изучающих армянский язык как неродной с целью выявления тенденций употребления интересующей нас категории в современном армянском языке. Детерминированность / недетерминированность прямого объекта, безусловно, играет важную роль, но те, для которых армянский язык неродной, не могут руководствоваться этой категорией (наличием или отсутствием артикля) для выяснения действия другой категории без предварительного анализа функций артикля в армянском языке. Укажем также, что в арменистике не принято оперировать категорией референции. Исследователи обычно ограничиваются понятием определенности / неопределенности. В нашем анализе мы будем исходить из того, что средства детерминации или референции служат для превращения общего имени в существительное, для функционирования которого и применяются в армянском языке категории числа, лица, падежа.

Вслед за другими исследователями мы будем называть “общим именем” словоформу без артикля.

Общее имя безразлично к категориям числа и количества, лица / не-лица, склонения и ряда других. Г.Б. Джаукян прямо указывает на то, что нулевое окончание многофункционально и его значение зависит от того, в оппозиции к каким формам мы рассматриваем исходную форму. (Джаукян, 1974, с. 170) В армянском языке отсутствием артикля или нулевым окончанием обозначается понятие в абсолютном, неограниченном, полном объеме (там же, с. 192). Проф. Джаукян также отмечает, что нулевое окончание можно рассматривать в оппозиции к нескольким формантам и тогда можно сказать, что имеются несколько различных нулевых окончаний, противопоставляющихся к различным формантам (множественности, падежной флексии, артиклю). (там же, с. 164) Очень важно подчеркнуть многофункциональность нулевого окончания, т.е. исходной формы. Обращаясь к категории определенности / неопределенности мы будем помнить, что не только артикль, но и форманты множественного числа и падежные флексии имеют субстантивирующую функцию.

Однако по армянской грамматической традиции не принято выделять исходную форму имени и обозначать ее каким-либо термином, придавая ей отдельный (свой специфический) статус, а принято различать определенные и неопределенные существительные в зависимости от наличия или отсутствия постпозитивного определенного артикля, пишущегося слитно со словом. В категории неопределенности, как правило, не различают отсутствие артикля и употребление препозитивного неопределенного артикля, восходящего, как во многих других языках, к числительному “один”, а иногда и неопределенных местоимений, типа “какой-то, какой-нибудь”. Но по-настоящему недетерминированным, не соотносящимся ни с каким денотатом и даже не предполагающим никакой референции можно считать лишь употребление имени без артикля и без неопределенных местоимений. Имя, употребленное с неопределенными местоимениями или с препозитивным неопределенным артиклем, оставаясь грамматически неопределенным, отличается от общего имени тем, что приобретает некоторую референциальность. Отношения между категориями определенность / неопределенность и референтость / нереферентность можно представить следующим образом:

	неопределенность	определенность
нереферентность	общее имя (без артикля)	генерализующий артикль
Референтность	неопределенные местоимения или препозитивный неопределенный артикль	индивидуализирующий артикль

Рассмотрим каждую группу имени в функции прямого объекта, т.е. в той функции, в которой может проявиться категория лица / не-лица для названий лиц, животных и предметов, начиная с двух противоположных.

Имя без артикля. В этой позиции нейтрализуются многие грамматические категории, которые превращают общее имя в имя существительное. Названия лиц, названия предметов и животных употребляются как не-лицо, иными словами, нейтрализуется и категория лица / не-лица.

Недетерминированные названия лиц, употребляясь без какого-либо артикля или местоимения, в функции прямого объекта имеют только прямую форму, т.е. склоняются как названия вещей, например, Ուսումնական տարին կիսվել է, իսկ նրանք անընդհատ ջոկատավար են փոխում։ [Усумнакан тарин кисвел э, иск нранк’ анэндат джокатавар эн п’охум.] “Половина учебного года прошла, а они все время председателя отряда меняют (в смысле, все еще нет постоянного председателя)”.

В синтаксическом окружении отрицания возможна деперсонификация даже собственных имен со значением “такого-то предмета нет” (одушевленного или неодушевленного), обозначаемого таким-то образом (таким-то именем). При этом следует различать отрицание качественное Սա Աիդան չէ։ [Са Аидан чэ] “Это не Аида”, где артикль не утрачивается, и отрицание количественное, т.е. прямое указание на отсутствие предмета Այստեղ Աիդա չկա, ես այստեղ Աիդա չեմ տեսնում։ [Айстех Аида чка, ес айстех Аида чем теснум] “Здесь Аиды нет, я Аиды не вижу (здесь таких нет)”.

Несколько отклоняясь от основной темы статьи укажем, что в отрицательных местоимениях ոչ մի մարդ, ոչ մի բան, ոչ մի տեղ, ոչ մի + существительное [воч ми март’, воч ми бан, воч ми тех, воч ми + существительное] “никто, ничего, никуда / нигде, никакой + существительное”, компонент ոչ մի [воч ми] может опускаться без ощутимых сдвигов в значении. Ср. բաղնիսում մարդ չկար [бахнисум март’ чкар] "в бане никого не было" и բաղնիսում ոչ մի մարդ չկար [бахнисум воч ми март’ чкар] "в бане не было ни души", նա բան չի հասկանում [на бан чи хасканум] "он ничего не понимает" и նա ոչ մի բան չի հասկանում [на воч ми бан чи хасканум] "он ни черта не понимает", ես գլխարկ չունեմ [ес глхарк чунем] "у меня нет шапки" и ես ոչ մի գլխարկ չունեմ [ес воч ми глхарк чунем] "у меня нет никакой (ни одной) шапки", դու այսօր տեղ չե՞ս գնում [ду айсор тех чес гнум?] "ты сегодня дома?" и դու այսօր ոչ մի տեղ չե՞ս գնում [ду айсор воч ми ех чес гнум?] "ты сегодня никуда не идешь?". В скобках заметим, что во французском языке вторые элементы отрицательных конструкций (ne ... pas, ne ... personne, ne ... point, ne ... rien) являются полнозначными существительными, утратившими (во всяком случае, частично) свою субстантивность, или восходят к таковым, как rien к форме винительного падежа (rem) существительного res. Если во французском языке ne ... pas является показателем отрицательности без значения “шага” в элементе “pas”, а значение “лица” сохранилось в элементе “personne”, то в современном армянском языке любое существительное без утраты своего лексического значения участвует в отрицательных конструкциях без дополнительной грамматикализации.

В отрицательных местоимениях ոչ մի տեղ, ոչ մի + сущ., компонент ոչ մի может опускаться (без особого ущерба) только в прямой форме (именительно-винительном падеже). Но можно зафиксировать косвенные падежи десемантизированных компонентов մարդ [март’] “человек” и բան [бан] “вещь, предмет” (которые и в других языках часто подвергаются граммаикализации). Ср.: прямую форму մարդ в отрицательном предложении в качестве объекта глагола “видеть” Ես այստեղ ոչ մի մարդ չեմ տեսնում: [ес айстех воч ми март’ чем теснум] “Я здесь никого не вижу” и дательный падеж того же слова в отрицательном предложении в качестве объекта глагола “говорить” (Ոչ մի) մարդու չասես: [март’у часес] “Никому не говори” или прямую форму բան в отрицательном предложении в качестве объекта глагола “знать”Նա բան չգիտի։ [на бан чгити] “он ничего не знает” и отложительный падеж того же слова в отрицательном предложении в качестве объекта глагольного оборота “быть осведомленным” Նա բանից տեղյակ չէ։ [на баниц техяк чэ] “он неосведомлен”.

Образование косвенных падежей говорит о какой-то маркированности и, следовательно, о субстантивации, так как склонению может подвергаться только то, что мыслится существительным. В косвенных падежах при опущении компонента ոչ մի следует соблюдать известную осторожность, так как это может повлечь за собой серьезные смысловые изменения. Ср.: - Ու՞ր ես գնում: - Տեղ չեմ գնում: [-Ур эс гнум? - Тех чем гнум] (то же самое, что ոչ մի տեղ չեմ գնում [воч ми тех чем гнум]) “Куда идешь? - Никуда не иду”, но: - Որտեղի՞ց ես գալիս: - Ոչ մի տեղից չեմ գալիս: [-Вортехиц эс галис: -Воч ми техиц чем галис.] “Откуда возвращаешься? - Ниоткуда” - досл. “ни с какого места не возвращаюсь” (при опущении отрицательного компонента ոչ մի получается бессмыслица: Տեղից չեմ գալիս “с места не возвращаюсь”). Или: - Դու գրիչ ունե՞ս: - Գրիչ չունեմ: [- Ду грич унес? - Грич чунем.] (то же самое, что ոչ մի գրիչ չունեմ [воч ми грич чунем.]) “- У тебя есть ручка? - У меня нет ручки.”, но: - Գրչից գո՞հ ես: - Գրչից գոհ չեմ: [- Грчиц го эс? - Грчиц го чем.] “- Ты доволен ручкой? - Недоволен ручкой.” Это не означает то же самое, что “никакой ручкой не доволен” ոչ մի գրչից գոհ չեմ, это означает: “той ручкой (о которой речь, которой пишу) недоволен” այն գրչից, որով գրում եմ գոհ չեմ.

Таким образом, никак не маркированное имя индифферентно ко многим категориям, в том числе и к синтаксической категории отрицания (в отличие, например, от русского, французского и ряда других языков, ср. род. п. нет шапки в русском языке, замену артикля предлогом de во французском языке). Поэтому, как было сказано, в армянском языке общее имя легко становится неглагольным компонентом отрицательных конструкций.

Несмотря на то, что немаркированное имя в армянском языке выглядит как обычное существительное, оно не имеет достаточной синтаксической самостоятельности. Общее имя в роли объекта ставится перед глаголом и в сложных глагольных временах перетягивает к себе вспомогательный глагол, а значит - перетягивает на себя ударение. Несмотря на такую акцентированность, оно (имя) не приобретает синтаксическую независимость, т.е. остается как бы инкорпорированным в глагол, как компоненты составных глаголов армянского языка, которые имеют такую же конструкцию, как ցույց տալ [цуйц тал] “показывать”, ման գալ [ман гал] “прогуливаться”.

Адекватное понимание фраз, содержащих ничего не обозначающее общее имя, имеющее смысл и выражающее некоторое свойство (по Падучевой), требует абстрагироваться от субстантивных категорий. Ср.: Առավոտյան նախաճաշելիս նա թերթ է կարդում: [аравотян нахачашелис на т’ерт’ э карт’ум] “Утром за завтраком он газету (газеты) читает”. В русском примере категории рода, числа и падежа, без эксплицитного выражения которых трудно представить себе существительное “газета” и мыслить его как “общее значение со свойством газетности”, не позволяет увидеть, что в армянском примере на самом деле речь идет о том, что за завтраком он “занимается газеточтением”.

По свидетельству Г.А. Климова, в эргативных языках типа аварского имеются транзитивные и интранзитивные варианты одних и тех же глаголов (правда, на уровне словообразования или супплетивных форм) примерно со следующими значениями: косить и заниматься косьбой, ткать и заниматься тканием, писать и заниматься письмом (Климов, 1973, с. 70). Вероятно, употребление немаркированного имени в армянском языке в функции прямого объекта (по терминологии номинативных языков), которое всегда препозитивно по отношению к глаголу, т.е. неотделимо от него, как неглагольный элемент составных глаголов, и перетягивает на себя вспомогательный глагол, также следует трактовать, как “заниматься чем-то” (как “заниматься газеточтением”). Тогда можно утверждать, что значение относительно независимого прямого дополнения, которое может как предшествовать глаголу, так и следовать за ним - “читать газету / газеты” - передается при помощи артикля или формантом множественного числа (или и того, и другого вместе). В другом месте Г.А. Климов говорит о различной степени синтаксической зависимости подлежащего и прямого дополнения от сказуемого, отражающегося в морфологическом оформлении каждого из них. “При этом автономия подлежащего проявляется в том, что в отличие почти постоянно немаркированного в плане выражения прямого дополнения оно имеет в эргативных языках с развитой именной морфологией самостоятельную марку”. (там же, с. 80).

Отражение отношения говорящего к объекту чисто грамматическими средствами можно усмотреть в известном выражении “кто девушку ужинает, тот девушку танцует”: здесь при увеличении валентности глаголов ужинать и танцевать (не что? - танец, а кого? - девушку) прямой объект привлекает внимание тем, что он для говорящего и слушающего - нерелевантен, и грамматически недооформлен (с девушкой). В данном случае можно было бы говорить об образовании новых глаголов, служащих для выяснения отношений соперничающих друг с другом говорящих субъектов мужского пола. В армянской разговорной речи мы констатировали окказиональные образования той же модели (увеличение валентности), типа “ученик заниматься”, в значении “репетиторствовать”.

Таким образом, конструкция типа “врач вызвать” может быть интерпретирована как “обратиться за медицинской помощью на дому”, где речь идет не столько о деперсонификации лица, сколько о десубстантивации общего имени (но скорее о его недосубстантивации) с опущением нерелевантных сем в определенных ситуациях общения.

Имя с артиклем в индивидуализирующей функции. В этой позиции названия лиц и названия предметов употребляются в своих собственных значениях: названия лиц, обозначая конкретные лица (а также собственные имена), склоняются по персонифицированному типу, названия предметов - склоняются по неперсонифицированному типу. Предшествование глаголу или следование за ним не играет большой роли, т.к. благодаря артиклю имя достаточно самостоятельно, но препозитивное употребление очень распространено. Именно в этой позиции названия животных подвергаются тому склонению, которое, по своему эмоциональному состоянию и отношению, определяет говорящий. Во фразеологических выражениях իր էշը քշել, էշը ցեխից հանել [ир эшэ к’шел, эшэ цехиц ханел] “погонять своего осла (в смысле: настаивать на своем)”, “вытянуть осла из грязи (как бегемота из болота, в смысле: справиться с трудной задачей)” названия животных стоят в именительном падеже. По М.Х. Абегяну, названия животных оформляются дательным падежом, когда они являются объектом какого-либо глагола с “моральным значением” (Абегян, 1965, с. 439). И, кажется, персонифицированному склонению подвержены скорее названия домашних животных, эмоциональная связь с которыми более очевидна, как например, Քո այդ վարմունքը, իհարկե, կզարմացներ քո շանը։ [к’о айт вармунк’э, ихарке, кзармацнер к’о шанэ] “твое поведение, конечно, удивило бы твоего пса” (Мурацан). Такое же эмоциональное отношение способны вызвать не только животные, но некоторые другие предметы, например, любимые растения, музыкальные инструменты и под.: Եվ իմ պարտիզում ... ուռիներիս ջարդում է քամին։ [ев им партизум ... уринерис джардум э к’амин] “и в моем саду ... мои ивы (моих ив) ломает ветер” (Ав. Исаакян)

Имя с артиклем в генерализующей функции. Определенный артикль в генерализующей функции переносит акцент на весь объем понятия, как например, в предложениях типа Շունը մարդու բարեկամն է։ [щунэ март’у барекамн э] “Собака - друг человека”. В этой позиции выступает родовое имя, которое не имеет референта, а соотносится с “эталонным представителем” группы. По нереференциальности употребления эта позиция имени смыкается в армянском языке с общим именем.

Со ссылкой на Т.В. Булыгину, Е. В. Падучева пишет, что такие глаголы как любить (мороженое), ненавидеть, знать (математику), понимать могут иметь дополнение только в родовом статусе (Падучева, 2004, с. 104). Это верно не только для русского языка, но и для ряда других, кстати, артиклевых, языков. В армянском языке те же глаголы могут получать в качестве объекта как родовое имя (с артиклем в генерализующей функции), так и общее имя (без всякого артикля), когда в роли объекта выступает не-лицо, например Ես մաթեմատիկա(ն) սիրում եմ։ [ес математика(н) сирум эм] “Я математику люблю”.

То же самое мы наблюдаем с названиями животных. Так, в примере Կատուն իր փորի համար մուկ է բռնում, տերն ասում է, թե կատուս քաջ է։ [катун ир п’ори амар мук э брнум, терн асум э, т’е катус к’адж э.] “Кот для своего желудка мышь (мышей) ловит, а хозяин говорит, что его кот храбр” объект “мышь” не маркирован, это общее имя. В примере Ամենքն իրենց էշն են քշում։ [аменк’н иренц эшн эн к’шум] досл.: “каждый своего осла погоняет” объект “осел” употреблен с определенным артиклем в генерализующей функции.

В этой позиции названия лиц склоняются как лица. Խեղճ մարդուն Աստված չի ստեղծել։ [хехч март’ун аствац чи стехчел] “Бедного человека не бог создал”. Деперсонифицированное склонение названий лиц, встречающееся в литературе XIX века, для современного армянского языка считается устаревшим. Քանի Պետրոսը կարդացել էր այդ գիրքը, այնքան ավելի նա սկսել էր սիրել հայ շինականն ու գյուղացին։ [К’ани Петросэ карт’ацел эр айт гирк’э, айнк’ан авели на сксел эр сирел ай шинаканн у гюхацин] “Чем больше Петрос читал эту книгу, тем больше он начинал любить армянского селянина и крестьянина”. (Мурацан)

Названия предметов склоняются как предметы, но возможна и персонификация предметов, особенно в стилистически маркированных текстах, таких как басни, сказки, поэтические тексты. В тех же контекстах персонифицируются и названия животных (на этот раз - необязательно домашних). Աղվեսը տեսավ գայլին։ [ахвесэ тесав гайлин] “Лиса увидела волка” Շունն էս բանը չի մոռացել. որտեղ կատվին պատահում է... [шунн эс банэ чи морацел, вортех катвин патаум э...] “Пес этого не забыл, где только не встречал кота...” (Туманян). Եվ սիրով վառված քաղցրաձայն սոխակ գտել է վարդին։ [ев сиров варвац к’ахцрадзайн сохак гтэл э варт’ин] “И охваченный пламенной любовью сладкоголосый соловей нашел розу”. (К. Агаян) Для русского читателя будет нагляднее, если перевести розу (слово женского рода) цветком (словом мужского рода), тогда во фразе соловей нашел цветок, объект цветок стоял бы в том же падеже, что и друг в словосочетании найти друга, т.е. нашел цветка.

В русском языке персонификация предметов не имеет специфического грамматического выражения. Ср. “я спросил у ясеня, я спросил у облака”. Семантика глагола “спросил” указывает на то, что ясень и облако персонифицированы, но не как дискретные предметы, а как образы этих предметов, как понятия, представленные генерализованно. Именно в таком употреблении в армянском языке и проявляется персонифицированное склонение названий вещей.

М. Абегян называет несколько глаголов типа “победить”, “навредить”, “приветствовать”, которые получают объект в форме дательного падежа, если даже объект выражен существительным, обозначающим не-лицо. (Абегян, 1965, с. 441) Прослеживая функции дательного падежа, М. Абегян пишет, что он, по своей сути, обозначает лицо, участвующее в действии, которое сознательно принимает, получает нечто, в отличие от винительного падежа. Такое употребление дательного падежа постепенно стало распространяться от детерминированных лиц (которые, собственно, и могут принимать сознательное участие в действии, выраженном переходным глаголом), на недетерминированные лица, на названия животных и даже неодушевленные существительные. Так, названия животных и неодушевленных предметов в дательном падеже в функции объекта говорят о том, что они (по мнению говорящего) способны отреагировать на данное действие. Наоборот, форма прямого падежа подчеркивает безучастность объекта при тех же глаголах, типа видеть, звать, нанимать, любить, уважать. Можно быть объектом всех этих и подобных глаголов, “принимая на себя” указанное действие или можно, наоборот, не заметить действий субъекта, т.е. что тебя видят, зовут и т.д., но нельзя не обратить внимания на того, от которого, например, ты понес поражение.

Список глаголов с прямым объектом в дательном падеже, может быть расширен каузативными глаголами, образованными от нейтральных при помощи каузативных суффиксов, т.е. требующих не просто одушевленный, но вовлеченный в действие объект, как например ծիծաղեցնել, զայրացնել, զարմացնել [цицахецнел, зайрацнел, зармацнел] “рассмешить, рассердить, удивить”.

Как справедливо замечает М. Абегян, в современном армянском языке наблюдаются колебания в выборе дательного падежа (персонификация животных и неодушевленных объектов) или именительного падежа (деперсонификация лиц) (Абегян, 1965, с. 442-443).

Имя с препозитивным неопределенным артиклем или с неопределенными местоимениями. Можно констатировать, что колебания особенно часто наблюдаются при употреблении имен с неопределенными местоимениями и препозитивным неопределенным артиклем.

Прежде чем рассмотреть эту группу имен с точки зрения их оформления в роли объекта важно определить их статус. Е.В. Падучева разделяет неопределенные местоимения на три класса, называя их местоимениями неизвестности, т.е. неопределенными для говорящего (на -то), слабоопределенными (на -кое, не-, а также один) и нереферентными экзистенциальными (на -нибудь, -либо) (Падучева, 2004, с. 210). Анализируя употребление имен с неопределенными местоимениями в армянском языке можно придти к выводу, что у них похожий референциальный статус. Но на материале армянского языка видно еще и следующее: ни одно имя, дополненное любым из неопределенных местоимений не является нереферентным в той степени, или в том смысле, в каком нереферентно общее имя. В частности, общее имя, т.е. имя без артикля или неопределенного местоимения еще не может считаться полноправным существительным хотя бы потому, что оно не способно склоняться.

А. Г. Мурадян, сопоставляя категорию определенности / неопределенности и употребление артикля в армянском и французском языках, находит, что в современном армянском языке категория определенности нейтрализуется в родительном, отложительном, творительном и предложном падежах, так как в этих падежных формах встречаются уже упоминавшиеся существительные и они воспринимаются, как определенные, и только в единственном числе неопределенность маркируется при помощи препозитивного неопределенного артикля (Мурадян, 1986, с 13-14). Скорее всего А.Г. Мурадян имеет в виду не реальное упоминание того или иного существительного, а явление пресуппозиции, т.е. общие фоновые знания говорящих, обеспечивающие однозначную идентификацию референта. Для нас важно, что этим своим замечанием автор показывает, что близко подошла к тому, чтобы считать способность к склонению субстантивообразующим фактором и что склоняемость говорит о превращении слова в определенное (или хотя бы референтное) существительное.

В настоящей работе мы объединяем неопределенный препозитивный артикль и неопределенные местоимения в одну группу, потому что их различия не существенны для выявления особенностей оформления прямого объекта, но для нас существенно различать имя без артикля, которое мы считаем недосуществительным, и референтное, хотя и неопределенное существительное. Поясним лишь, почему мы считаем, что неопределенные местоимения делают имя референтным. Заметим, что разделение на классы по референтности производится исходя из ситуации коммуникации: 1) слабоопределенные местоимения (неопределенный препозитивный артикль) это те, которые указывают на осведомленность говорящего и на неизвестность для слушающего (по мнению говорящего); 2) местоимения неизвестности (для говорящего) содержат частицу -то, восходящую к указательному элементу и ассоциирующуюся со вторым лицом; 3) экзистенциальные местоимения это те, которые по мнению исследователя нереферентны для говорящих, так как сфера их референции выходит за пределы наличной ситуации общения, включающей только говорящего и адресата. Если принимать во внимание и третьих лиц, тогда неверно было бы считать абсолютно нереферентными местоимения, отсылающие к “кому-нибудь, кому-либо, кому бы то ни было”.

Таким образом, для нашего исследования, проводимого на материале армянского языка, более значительным является различение немаркированного общего имени и неопределенного имени с препозитивным неопределенным артиклем или числительным или с одним из неопределенных местоимений, чем поиск их референциальной идентификации.

Возвращаясь к проблеме оформления прямого объекта в современном армянском языке, попытаемся разобраться в тенденциях употребления в этой функции дательного или именительного падежа имен с неопределенными местоимениями.

Названия вещей и животных, употребляясь с неопределенными местоимениями (или неопределенным препозитивным артиклем) обычно не персонифицируются и в роли объекта принимают форму именительного падежа.

Названия лиц в функции прямого объекта оформляются дательным падежом, когда они следуют за глаголом и именительным, когда предшествуют глаголу. Например, Բերեց մի պստիկ հինգ տարեկան աղջկա նստեցրեց մեջտեղը։ [Берец ми пстик хинг тарекан ахчка нстецрец мечтехэ.] “Привел (одну) маленькую пятилетнюю девочку усадил в середину” (Прошян). Здесь объект оказался между двумя глаголами привел и усадил, но следование за первым глаголом (привел) уже определило персонифицированность объекта, по-видимому по признаку большей синтаксической самостоятельности, чем при предшествовании глаголу. Ср. еще: Նա մի երեխա էր փնտրում, որ ջրի ուղարկի։ [На ми ереха эр пнтрум, вор джри ухарки] “Он (одного) ребенка искал, чтобы послать за водой” и Ինչպե՞ս կարող է այդ ատյանը դատել որևէ քահանայի, վարդապետի, երբ ... Քրիստոս շաբաթ օրը բժշկում է մի կաղի, մի դիվահարի։ [инчпес карох э айт атянэ дател воревэ к’аханайи, варт’апети, ерп’ ... к’ристос шап’ат’ орэ бжшкум э ми кахи, ми дивахари] “Как может этот суд осудить какого-то священника, архимандрита, когда Христос в субботний день лечит (одного) хромого, (одного) припадочного?”.

Подведем итоги. Анализ типичных контекстов, в которых обычно рассматривается действие категории лица / не-лица в армянском языке позволяет увидеть ряд закономерностей персонифицированного склонения названий вещей и животных и деперсонифицированного склонения названий лиц. На основе выявленных закономерностей можно сформулировать следующие положения.

Имя без артикля (общее имя, не имеющее референции, но выражающее некое свойство), будь то названием лица, вещи или животного в роли прямого объекта ставится в форме именительного падежа и обязательно предшествует глаголу, т.е. является синтаксически несамостоятельным, хотя и оказывается под ударением.

Названия лиц в функции объекта оформляются дательным падежом, когда они употребляются с определенным артиклем. А когда названия лиц употребляются с неопределенными местоимениями (или с неопределенным артиклем) то принимают форму дательного падежа, когда следуют за глаголом и форму именительного падежа, когда предшествуют глаголу.

Названия животных склоняются как неодушевленные предметы и получают в функции объекта форму именительного падежа, когда они употребляются с неопределенными местоимениями и предшествуют глаголу, и возможно, форму дательного падежа, когда следуют за глаголом¹. Когда названия животных употребляются с определенным артиклем, то выбор падежной формы объекта остается за говорящим. Он может руководствоваться либо стилистическими соображениями, либо собственным эмоциональным отношением, при этом учитывая семантику глагола.

Названия неодушевленных предметов в функции объекта всегда имеют форму именительного падежа, кроме тех случаев, когда семантика глагола требует наличие одушевленного объекта, сознательно (по М. Абегяну) участвующего в действии, выраженном этим глаголом. Типичные контексты для персонификации неодушевленных предметов - как правило, пословицы, поговорки, басни, сказки, детская литература, поэзия.

Абегян М. Х. Теория армянского языка. Ереван: Издательство “Митк”, 1965. 699 с. (на армянском языке).

Джаукян Г.Б. Основы теории современного армянского языка. Ереван: Издательство Академии Наук Армянской ССР, 1974 (на арм.яз.)

Джаукян Г.Б., Хлгатян Ф. О. Армянский язык. Общие сведения. Стилистика, Ереван, Изд-во “Луйс”, 1976 г.

Иванов Вяч. Вс. Сравнительно-исторический анализ категории определенности - неопределенности в славянских, балтийских и древнебалканских языках в свете индоевропеистики и ностратики. // Категория определенности - неопределенности в славянских и балканских языках. М.: Наука, 1979, с. 11-64.

Климов Г.А. Очерк общей теории эргативности. М.: Наука, 1973.

Леонтьев, 2004: Леонтьев А.А. Предмет лингводидактики глазами филолога и методиста. // Человек. Сознание. Коммуникация. Интернет. Варшава: Институт русистики, Варшавский университет, 2004. - C.13-18.

Мурадян А.Г. Сопоставительное изучение морфологических систем французского и армянского языков. Ереван: Издательство Ереванского университета, 1986 (на арм. яз.).

Падучева. Е.В. Высказывание и его соотнесенность с действительностью. М.: УРСС, 2004.

Смирнова И.А. Категория числа и определенность /неопределенность в современных иранских языках. // Межкатегориальные связи в грамматике. СПб: РАН, Институт лингвистических исследований, 1996, с.107-143.